Сообщений в теме: 63

[Maggie]

Так норма в неделю 100 или 500?гыы

100, я полагаю - это чек на айфах. Иначе сумма на нем скопленная перейдет на след. неделю.
Кажется, так.

[Сладкая бестия]

Лежит тут http://www.udaff.com/creo/61463.html

Вебкам в массы доступными способами.

мдааа, если бы у меня такое же отношение было к мемберам, своему отражению в камере, "коллегам" по работе, обнальщикам и т.п. я бы уже не работала....Вообще бы нигде, потому что я бы уже покончила жизнь самоубийством от такой депрессухи

неужели у кого-то все настолько плохо?

Сообщение отредактировал Сладкая бестия: 27 Сентябрь 2006 - 18:20

[OnFire]

100, я полагаю - это чек на айфах. Иначе сумма на нем скопленная перейдет на след. неделю.
Кажется, так.

Я дочитал до Кинг конга,больше не хучу,чё то меня в уныние кидает эта поэма

[Maggie]

Я дочитал до Кинг конга,больше не хучу,чё то меня в уныние кидает эта поэма

хехехе, а я всю уже читала
Ничего так, только любителям мемов лучше не дочитывать до конца, это дааа

[OnFire]

неужели у кого-то все настолько плохо?

не думаю,но ведь надо сделать рассказ читаемым,вот и напустил аффтар депрессухи

хехехе, а я всю уже читала
Ничего так, только любителям мемов лучше не дочитывать до конца, это дааа

щас дочитаю,интересно стало!!!

[beibi]

Я дочитал до Кинг конга,больше не хучу,чё то меня в уныние кидает эта поэма

меня даже хуже чем просто в уныние...
и к сожалению мне кажетса что да... есть люди которые так живут... Есть такие которые к себе всё дерьмо этой жизни притягивают как то

[Maggie]

не думаю,но ведь надо сделать рассказ читаемым,вот и напустил аффтар депрессухи
щас дочитаю,интересно стало!!!

Обойдешься, там еще третья часть будет

[juicymodel]

Какая пессимистичная гадость...

[Сладкая бестия]

Maggie, ну давай уж! выкладывай до конца

[Maggie]

Maggie, ну давай уж! выкладывай до конца

Пойду у автора согласия спрошу.

[Vanda26]

... Стопудово фломики разные! Верить в раскрутку с нуля по средствам фри или не верить - дело вкуса
Запускать новеньких бешеным тиражем в свободное плавание или нет - дело политики студии
Абсолютная правда, что каждый выберает себе свой стиль работы. Но это все из другой оперы. Я про нытиков, что откроют фри и удивляются, а почему столько халявщиков. Или напишут большими буквами АНАЛ, а потом жалуются, а чего они все меня раком встать просят и так далее. Я изначально про мое непонимание тех кто упорно делает действие икс - получает заранее предсказуемый, логичный результат и потом ноет, ноет, ноет о том как все несправедливо.


А что касательно продолжения ихмо автор начал бредить. Американское достоинство в дюймах - это сильно! (ну не многие янки ладят с сантиметрами, но приколитесь спросите америкоса, что есть дюйм) Записываю Анюту (героиню) в отстойные модели. Сотку за неделю еле-еле закрывает. Мемы у нее - ну ни одного нормального, сама она вечная истерика, слезы, сопли, задержки, менстряки, швыряние раб инвентарем, забывчивость камеру вкл-выкл. Я бы такую уволила на фиг оч оч быстро

ПыСы и чего они везде про тампоны пишут?

хехехе, а я всю уже читала
Ничего так, только любителям мемов лучше не дочитывать до конца, это дааа

а что там в конце такого то? Взрыв ядреной бомы? Лос Анжелес 2035 год. Анюта открывает фри, а там дрочеры мутанты! Жертвы херовой внешней политики администрации Белого Дома при Буше

[RRR]

Это, часом, не ArtemB наваял? Слишком вкусненько описаны слизь на трусах, засохший тампон и месячные. Где-то я уже об этом читала.

ну не многие янки ладят с сантиметрами, но приколитесь спросите америкоса, что есть дюйм

дюйм = инч. 12'' dick

[Apple]

Я с самого утра пытаюсь прочитать - дальше начала рассказов про ее второго парня не дохожу - бредятина жуткая... У автора таланта нет совсем... Не цепляет

[Maggie]

Это, часом, не ArtemB наваял? Слишком вкусненько описаны слизь на трусах, засохший тампон и
дюйм = инч. 12'' dick

Точно не он.

Ванда, ну везде свою нюансы.
Вот кто-то работает на фри и жалуется на халявщиков, а кто-то на айфе и на непроплаты.
Мне лично проще работать на фри и знать, что (за исключением каких-то супер нюансов) деньги за шоу я получу. Но опять же дело вкуса.
На студии, куда я пришла и где были пресловутые фришки, моделями ЗАНИМАЛИСЬ - и показывали, как грамотно держаться в камере, и стиль каждой подбирали, и объясняли, что можно делать, а что не желательно, а что и вовсе нельзя и т.д.
Так что хотя бы за счет грамотной работы администратора поголовье светящих сиськами-письками на фри и общающихся в стиле hi-hru-in pvt на том же Жасмине не увеличивалось.

P.S. Автор сказал, что подумает, но потом выпал из аськи. Так что третью часть пока не буду вывешивать, извините.

[ArtemB]

Это, часом, не ArtemB наваял? Слишком вкусненько описаны слизь на трусах, засохший тампон и месячные. Где-то я уже об этом читала.

а я помнится дискутировал про бесючие тампаксы и на удаве тоже
Автор - плагиатор !
(just kidding )

[-Zoran-]

Нда. КреатиФФ пока самый точный из всего, что пишут про вебкам и что хорошо, после его прочтения не потянуться толпы новых лохушек.

Однако есть странности: что значит "менты накрыли на домашней студии"? Тем более в нашем цивилизованном городе, где каждый лох(лохушка) знает свои права лучше любого мента?

Да и "бандитов" у нас бояться не принято, так что автор наверно приезжий, или у него хорошая память и он всё ещё помнит "перестроечные" времена.

PS: А что совсем странно,- мне хорошо знакомо название "Вырица" и пираньи у меня были.....

[Maggie]

Автором был предпринят ряд правок , выкладываю сюда целиком.


БЭЙБИ


1.

Смена только перевалила за половину, а двигаться в кадре уже не было сил. От приклеенной улыбки болело лицо. Слепящая лампа резала глаза. Можно, в принципе, сделать подсветку слабее, но тогда мемберы жалуются, что им ничего не видно на мониторах, и требуют чуть ли не влезть в камеру задницей. Проще терпеть…
Недосып взвинчивал нервы, нагонял истерику. Девушке, сидящей перед видеокамерой в комнате расселенной питерской коммуналки, хотелось сейчас только одного: распотрошить окружающие ее компьютеры и диванчики, разбить мониторы, разломать стеллаж с одеждой, сорвать со стен яркую обивку и поджечь все это, чтобы полыхало как большой пионерский костер. Работать предстояло до шести часов утра, а стрелки настенного циферблата вращались так медленно, что уже от этого одного можно было сойти с ума.
Во фри-чат вошел новый посетитель. Не отводя взгляда от объектива камеры, Аня начала набирать на клавиатуре приветственную фразу. Руки двигались автоматически, губы растянулись в условном рефлексе — наверное, сейчас треснут. Она уже выпила свой энерджи-дринк, но совершенно никакого прилива энергии не ощутила. В пересохших от бессонницы глазах продолжало двоиться, отчего казалось, что штатив стоит криво. Аня протянула руку и поправила камеру. Потом вернулась к чату. Пробежала глазами написанное и дернулась, как он электрического разряда.
«У МЕНЯ ЗАДЕРЖКА, ТВАРИ! Я НЕНАВИЖУ ВАС! И НЕНАВИЖУ СВОЮ РАБОТУ!»
Блин. Такими «опечатками по Фрейду» можно нажить себе крупные неприятности. Она отдернула палец от клавиши enter, воровато стерла крик души и настучала то, что, собственно, и собиралась:
«Привет, бэйби».
Бэйби. Аня мрачно хмыкнула. Какой он, к лешему, бэйби. Очередной средний американец с пивной бочкой вместо живота, мешающей ему видеть собственный член. А может быть, угреватый студент, которому не дают девушки. Или престарелый эротоман. У большинства из этих интернет-страдальцев прибор даже не стоит как следует, поэтому перед тем, как заплатить кредиткой за приватное шоу, они долго кружат стервятниками в общем чате, умоляя показать сначала что-нибудь бесплатно: задницу, грудь, ступни ног (нужное подчеркнуть). Каждый думает, что если у него есть деньги на счету, то девушка перед камерой сразу должна начинать лизать ему пятки. Все эти сетевые дрочеры любят рассказывать о своей щедрости, но на самом деле удавятся за копейку: если у них нет эрекции, то в приватный чат они не полезут. Не-ет, они прекрасно помнят о посекундной тарификации и не хотят тратить лишнего. Они будут долго и нудно расспрашивать тебя о личной жизни, о стране, в которой ты живешь, о погоде за окном… А когда ты устанешь улыбаться и заявишь, что у тебя нет времени на пустые разговоры, намекнут, что, во-первых, им хочется узнать тебя поближе, а во-вторых, они хотели бы получить за свои деньги нечто большее, чем позволяют установленные на сайте правила. Нечто особенное. Все они хотят чего-то особенного. Ведь каждый из них считает себя Самым Лучшим Парнем. А Самые Лучшие Парни не валяются на дороге. Для них надо делать небольшие уступки, быть покладистой и любезной, иначе они обидятся и уйдут тратить свои деньги к другой модели или на другой сайт.
«Мне трудно возбудиться, глядя лишь на твое лицо, — сообщают они тогда. — Ай нид хэлп, иначе ничего не получится. Давай, бэйби, зажги во мне огонь, сбрось с себя одежду, и всё будет тип-топ! К тому же, я должен убедиться наверняка, что ты не уродина, что у тебя всё в порядке с твоими интимными частями! Я имею право знать, за что плачу, слышишь?»
Ты говоришь им, что это против правил. Что твои полуобнаженные фотографии есть в разделе bio в твоем личном профайле, и они их наверняка уже видели, иначе бы просто не пришли к тебе в чат. Но такая отговорка их, разумеется, не устраивает. Они всегда готовно отвечают, что правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Они плаксиво напоминают, что личные просьбы Самых Лучших Парней похеривать некрасиво. Они упрашивают пойти им навстречу, они поют о необходимости установления взаимного доверия, они хитрят, юлят и настаивают. Они упорно не желают быть «как все посетители», они уверены, что с тобой можно договориться о льготных условиях. Скидки — это то, что им нужно. О, у Самых Лучших Парней может плохо стоять перец, но с арифметикой у них всегда всё окей! Они будут снова и снова талдычить, что хотят сперва увидеть тебя голой и как следует возбудиться, а когда палка начнет распирать трусы, то, так и быть, они пойдут в «приват». И, конечно же («of course, надейся и верь, дорогая»), отблагодарят тебя за отзывчивость: просидят в приватной комнате не меньше получаса, исправно платя за удовольствие по два бакса в минуту. И тем, кто сомневается в их искренности, должно быть стыдно, потому что Самые Лучшие Парни никогда не обманывают.
Доводы могут звучать логично. Они могут звучать очень логично. И всё же поведется на эту брехню только наивная дура. Потому что, как правило, ни у кого из этих красноречивых уродцев нет денег. Вот так вот: регистрация есть, имя есть, а на счету пусто. Хватило когда-то кредитов, чтобы зарегистрировать себе имя и пару раз передернуть шпингалет на сетевую порномодель — а потом деньги кончились, и чао бамбино. И вот они ходят с тех пор, клянчат, надеясь уломать тебя на стриптиз во фри-чате, потому что там они могут видеть тебя бесплатно. Они часами раздевают взглядом твое недостижимое изображение в окошке, и у них текут голодные слюни. Они выдумывают жалостливые истории о кредитке, украденной неизвестными злоумышленниками. Прикидываясь богачами, меняя имена и манеру общения, они снова и снова мозолят тебе глаза своими настойчивыми просьбами. Покажи попку, приспусти лифчик, повернись задом. Пожалуйста. Ну пожжжааалуйста. Тьфу. Бэггеры, одним словом. Хорошее английское слово, вполне отражающее суть. А по-нашему — лошье. Халявщики.
Нет, ну есть, конечно, идиотки, которые верят убеждениям Самого Лучшего Парня и идут ему навстречу, но итог обычно всегда один: Парень возбудился, Парень кончил, Парень смылся не прощаясь. Все они в глубине души жмоты, падкие до халявы, и большинство тех, у кого есть деньги, тоже не упускают возможности срубить «клубнички» на шару. Наличие денег вовсе не говорит о добропорядочности человека. Чаще наоборот. Это ведь не старая добрая проституция, предполагающая доступ к физическому телу, нет — это виртуальное общение. А сутенеров, которые будут вышибать из забугорного обманщика обещанные деньги, в интернете не водится. Эй, девочка, ты все еще веришь в людей? Тогда что ты делаешь на этой работе? Ступай домой, к маме.
«Помаши мне, сладкая», — написал кто-то из засранцев, сидевших в бесплатном чате. Какой-то Josh. Мембер или бэггер? Хрен разберешь, они с виду все одинаковые, только халявщики чаще пишут свои требования заглавными буквами — очевидно, думают, что так солидней… Этот капслоком не пользовался. Значит, есть вероятность, что возьмет приватный чат. Ладно, так и быть — Аня устало махнула рукой в камеру. Прошло, наверное, секунд пятнадцать, прежде чем ее масштабированный двойник в углу монитора повторил движение. Аня скорчила гримасу. Изображение снова отреагировало с задержкой.
— Нэт тормозит дико, — крикнула Аня.
— Ага, — отозвались хором из кухни Маша и Татьяна. — Мы даже работать сегодня не стали. Может, Руслан наконец почешется и протянет оптоволокно. А то достал уже завтраками кормить.
— Хорошо некоторым…
Скрипнув зубами, Аня закрыла окно, загрузила сайт снова и перелогинилась. По мере того, как в пустой фри-чат набивались дрочеры с экзотическими именами, пришедшие пооблизываться на девочку в клетчатой школьной юбке, ей делалось всё хуже и хуже. Тяжелая дурнота наползала на сознание. Что делать? С каждым днем халявщиков становится больше, зарабатывать всё труднее, а недельный план — 300 гринов, из которых ей причитается только 100. Не выполнишь — не получишь денег, да и вообще выгонят к чертовой бабушке; снова придется штудировать газеты с объявлениями. Руслан, хозяин студии, уже два раза намекал, что у него есть на примете модели поперспективнее. Это значит такие, которые ради заработка готовы запихнуть себе в задницу арбуз. Соперничать с такими трудно, только найти их нелегко, и к тому же они чаще всего не могут связать по-английски двух слов. Но с Русланом не поспоришь. Он обнальщик, переводит виртуальные деньги в наличку, и именно к нему стекаются все заработанные моделями доллары. Обнальщик для порнодевочек одновременно и царь и бог. Захочет — пожалеет модель, захочет — пошлет на хрен, никто ему не указ. Захочет — может вообще всех кинуть и исчезнуть с деньгами, такое уже бывало… А она устала мотаться туда-сюда. За год сменила три студии, и везде какая-то лажа: то зарплату не выдадут, то интернет тормозной, то начальник, как здесь, — глухое к чужим проблемам полено. Обнальщики обладают правами на сетевые имена моделей — все эти SuperSexy, NaughtyGirl и прочие там RussianLolita, а раскручивать каждый псевдоним надо не один месяц. Если сменить сейчас место работы, то потеряются с таким трудом прикормленные мемберы-«постоянники». Опять придется регистрировать новое, никому не известное имя, а это значит, первое время доходов вообще не будет. Она просто не может на это пойти. Она и так на грани. Еще чуть-чуть — и сорвется. Наложит на себя руки или возьмет спички — и гори, пионерский костер...
Дома никто не ждет. Родители спят на кладбище. Школьные друзья навсегда исчезли после «последнего звонка», а единственная университетская подруга Алла не разговаривает с ней с тех пор, как между ними встал Толик. Теперь нет и его. Некому больше пожаловаться, поплакать в плечо, не с кем растворить тоску в постельной схватке: на пятый день задержки Толик собрал свои пожитки и втихую умотал в родной Кронштадт. А может, к Алле... Уже неделю от нищего студента никаких вестей. Собаку, разумеется, оставил ей. Может, испугался, что она денег на аборт потребует? Трус и дурак. Сколько Аня знала Толика, столько же покупала ему сигареты и жетоны на метро. Ну к чему было устраивать это идиотское бегство? Особенно сейчас, когда ей так нужна поддержка!
Денег нет. В рюкзаке — «единый» проездной и горсть мелочи, которой хватит лишь на электричку до дома. Ни пожрать, ни попить, да и все равно за вторым дринком хрен выскочишь — надо сначала закрыть все сайты, чтобы камера не транслировала пустое место, а потом снова придется открывать. Геморрой невыносимый. Она и в начале-то смены все пароли путала… Двое суток без сна. Еще сутки, и она сдохнет сама, без всякого Егора.

Егор. Откуда, откуда еще он взялся на ее голову. Рыба-урод, рыба-гигант, такие не живут на ее пескарином уровне, они из другой реальности, разгоняют вечную придонную тьму своими проблесковыми маячками, пожирая себе подобных; ну как же ее угораздило так вляпаться… Неделю назад шла со смены — сомнамбулически передвигая уставшие ноги, снова ни хрена не заработав, жалкая, раздавленная, в вечных мыслях, чем покормить Спайка. Даже чертова задержка ее в тот момент беспокоила меньше, чем голодные собачьи глаза. Пока отца не угробил окончательно пивной алкоголизм, она еще могла слушать Глюкозу, у которой был точно такой остроухий любимец, жить, не думая о завтрашнем дне. Готовиться к поступлению в университет, тусоваться в общаге с первокурсниками. И принимать от бывших парней-идиотов живые подарки. Теперь Ане нечего было есть самой. Заочное обучение, жилье, транспорт — всё это требовало денег, а ее заработки становились всё менее регулярными. В животе навечно поселилась растворимая лапша. Отощавший доберман в положение не входил и «Экспресс» за два рубля жевать отказывался. Он продолжал молча сносить голодовку, обещая вскорости протянуть ноги, но отдать его было решительно некому.
В одном из переулков, попавшихся по дороге, Аня остановилась и сунула озябшую руку в карман, чтобы сменить надоевшую радиостанцию в плеере. Сквозь треск помех услышала надрывный вой гудка и не сразу поняла, что очередной ступор застал ее прямо посреди узкой проезжей части. Пока она просыпалась, как компьютер выводимый из режима «sleep», сбоку вдруг что-то… Огромное, поднимающее ветряным дыханием волосы… Промелькнуло ртутной каплей… Взвизгнуло режуще. Протерлось, скрежеща. Ударило веско и гулко, словно на стальной сейф разом обрушилась сотня кувалд. Где-то там. Очень громко. С хрустом.
Ой, подумала она. Ой-й…
Девушка медленно повернулась, чтобы так же медленно осознать: с этой проблемой ей не справиться. Никак. Никогда. Только бежать. Бежать без оглядки. Но бежать уже не было сил, ноги намертво вросли в асфальт. Одеревеневший палец нажал на «стоп», выключая радио. Рот раскрылся и из него выпала жвачка. Минотавр настиг ее в лабиринте каменных улиц.
В глубине большого серебристого внедорожника, влипшего безразмерным, вздувшимся как консервная банка капотом, в зеленый киоск с надписью «Продажа проездных билетов», кто-то слабо копошился. Аня посмотрела. Под побелевшим, ввалившимся частично внутрь лобовым стеклом дергалась подушка безопасности и слышался мат, — там кто-то барахтался. Разбуженным младенцем орала сирена. Она подошла ближе и прочла. «Range Rover Sport». Внимательно посмотрела на проблесковые маячки, мигающие с крыши холодными синими лампами. Всё это о чем-то говорило, но липкий страх мешал думать. В животе что-то екало раз за разом. Пустой желудок активно сокращался.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем боковая дверца открылась, обнажив кожаное нутро, и на асфальт спрыгнул огромный, плотный, как Кинг-Конг, пассажир. Не вполне русское лицо его украшали очки без оправы, гладко бритая — очевидно, начавшая рано лысеть — голова блестела с одного бока бегающими тусклыми отсветами синего. К широкой как парус бежевой рубашке прилипло что-то бледно-зеленое. В холеной волосатой лапе он держал надкушенный гамбургер.
— Аннушка, я гляжу, уже пролила масло? — сказал он светски, глядя ей под ноги. — Надо же, как мы поскользнулись…
Акульи челюсти сомкнулись, хороня остатки гамбургера, и Аня поняла одновременно две вещи. Первое: к рубашке великана прилипла выпавшая из гамбургера половинка огуречного кружка. И второе: она описалась.
— Хорошая рубашка была, — вздохнул Кинг-Конг, щелчком сбив огурец на асфальт. — А ты… вот…
Зеленоватый просвечивающий полумесяц с отпечатками зубов шлепнулся рядом с лужицей, натекшей вокруг Аниных ботинок. Ногам стало холодно. Она понимала, что обязана что-то ответить, но горло забил какой-то волосатый клубок, и столбняк продолжал делать из нее восковое изваяние работы мадам Тюссо, — маленькое, блестящее круглыми стеклянными глазами, понимающее с отчаяньем, что его, кажется, сейчас исключат из музейной экспозиции. И никто ничего не узнает, потому что улица будто вымерла — даже метро откроется только через полчаса.
Водитель, приземистый крепыш с кривыми ногами, наконец-то справился с подушкой и вылез наружу с противоположной стороны джипа, полностью за ним исчезнув. Присвистнул. Выматерился.
— Миша, — поморщился Кинг-Конг, — ну что ты как сантехник после смены. Вечно из тебя твои Люберцы лезут…
— Да там вся краска, на хрен… Бл… Я не знаю просто. Егор Валентиныч, гайцов? — водила обошел авто и достал мобильный. Не оборачиваясь, Кинг-Конг дал вялую отмашку ладонью.
— Зачем гайцов. Не надо гайцов. Мы без них…
Он сделал шаг вперед и заглянул девушке в глаза, словно энтомолог, с интересом склонившийся над микроскопом. Пригвоздил глубоководными рыбьими зрачками. Навис огромной своей тушей, отнимая фонарный свет. Вот тут запоздалый ужас наконец-то прорвался из Аниной головы в живот, обдал внутренности холодным кипятком, ноги подкосились, и Аня осела на асфальт, ненадолго потеряв сознание.
— …Давай, давай, подстели, только в темпе, — подбадривал кого-то Кинг-Конг, обнаруживая легкую гнусавость в голосе. Его визави бурчал в ответ что-то про новые чехлы. Открыв глаза, Аня обнаружила себя в устрашающего объема салоне. Под ягодицами хрустел полиэтилен. Кошачьи завывания сирены больше не сотрясали предрассветный воздух. Через открытую дверь было видно, как очкастый Егор Валентинович дает какие-то наставления крепышу, угрюмо переминавшемуся у искореженного джипа. Водитель прибывшего авто, в которое ее посадили, напряженно курил на своем сиденье. Слева от руля Аня рассмотрела замысловатый пульт, усыпанный рядами кнопок. В верхней части пульта горела карта района с красными линиями дорог. Устало бормотало радио: страдающий насморком диджей явно хотел спать и громоздил какую-то нудную околесицу, время от времени ему нетрезво подвякивал дозвонившийся слушатель, которому не терпелось заказать песню «для друганов из Колпино».
Хлопнула дверца — Кинг-Конг уселся рядом, сунув за спину, к заднему стеклу, пустой пакет из Макдональдса. Аня машинально оглянулась: среди нескольких таких же пакетов почивали бейсбольная бита, барсетка и томик Булгакова.
— Люблю Михаила Афанасьевича, — доверительно поделился проследивший ее взгляд Кинг-Конг. — Вообще люблю читать. Хотя не все мои… ммм… коллеги меня, эгм, понимают. Темный, необразованный народ. — Поправив очки, неторопливо полистал паспорт, еще недавно лежавший в ее рюкзаке: — Бабенко, значит, Анна Вячеславовна. Анна, значит… Аннушка. Прав, прав был классик. А меня Егором звать. Фамилия, однако, вовсе не Берлиоз.
Он небрежно сунул паспорт в нагрудный карман испорченной рубашки, одна мысль о цене которой бросала Аню в пот. Именно эта будничная легкость, с которой незнакомец лишил девушку документа, наконец-то заставила ее язык отлипнуть от пересохшей гортани.
— К-куда вы меня везете?..
— Как куда, — добродушно удивился Егор, — твою квартирку смотреть. Надо же как-то… Ну, сама понимаешь, да?..
Аня попыталась заплакать, но у нее не получилось. «Почему-то всегда плачется не тогда, когда это нужно, вот ведь дерьмо какое», — подумала она с тяжелым отчаяньем. И, помолчав, покорно произнесла:
— У меня… частный дом. Свой. В Вырице.
— Сашок, ты слышал? Вези. Только нормально вези, а то эта вся автоматика сраная, вишь, слова доброго не стоит. Вместо того, чтобы прохожих по-честному давить, киоски сносит. Куда это годится, а? — Кинг-Конг поцокал языком.
Водитель почесался:
— Вырица… Это ж километров шестьдесят от Питера.
— Ну вот и прокатимся. О вечном подумаем. Не всё же в городе торчать, надо когда-то и природой любоваться, воздухом дышать. Хотя ты, Сашок, в центре живешь, тебе не понять…
Шофер молча выслушал, кивнул зеркальцу и выбросил в окно окурок. Девушка зажмурилась и начала молиться про себя, жалея, что в детстве так и не приняла крещение

II

Раздался треск звоночка. Аня подпрыгнула: «приват»! Глаза метнулись к монитору, на котором комната бесплатного чата сменилась пустым полем с двумя живущими своей жизнью окошками. Из первой рамки на нее глянуло хмурое, агрессивно накрашенное девичье лицо, расчерченное резкими тенями. Аня не сразу узнала себя. Поспешно улыбнулась. Во втором окошке уже загрузилось изображение щетинистого чернокожего старика в инвалидном кресле. Она глянула имя — Josh. Кажется, это тот самый, что просил помахать ручкой в камеру. Или не он? Ладно, не суть важно. Главное, что он готов платить. Главное, что текут секунды. Зарплата выдается тем моделям, которые сумели надоить за неделю сто баксов, а у нее на счету только девяносто. Электронные чеки будут обналичиваться уже послезавтра, так что было бы очень желательно получить с этого старпера недостающую десятку.
За спиной инвалида виднелся интерьер неубранной комнаты, кучей валялись какие-то газеты. Сбоку от него на журнальном столике белела клавиатура. Яркие шорты были спущены до волосатых колен, горбатый обрезанный член склонился набок вопросительным знаком.
«Привет!»
«Хелло, бэйби!» — набрала она, оправившись от приступа омерзения, — «Сколько ж тебе лет?»
«Я уже большой мальчик», — расцарапали клаву скрюченные пальцы с панцирными ногтями. — «Мне 70, и я собираюсь тебя сейчас выбарать как шлюху».
Обычно они всегда врут. О количестве трахнутых ими женщин, о зарплате, о внешности, о достоинстве в 10-12 дюймов — у кого на что фантазии хватит. Поди проверь. Но если подключают домашнюю веб-камеру, то уже никуда не денешься, приходится быть самими собой: жирными неряхами с вялой эрекцией, сидящими по папиной кредитке субтильными школьниками или просто старыми алкоголиками, охочими до юного мяса. Некоторые мечтают заинтересовать собой модель и поиметь ее в реале. Другие долго и нудно жалуются на свою жизнь, временами даже разоряясь для этого на международный телефонный звонок. Третьи пытаются раскрутить на какую-нибудь запрещенную гадость вроде копрофагии или золотого душа.
Впрочем, дед в коляске не страдал ни тем, ни другим, ни третьим.
«Раздевайся! Живо!» — поскакало по клавиатуре.
«Да, бэйби».
«Я хочу, чтобы ты отымела себя самым большим членом, какой у тебя есть. У тебя есть большой черный член?»
«Мммммм... Обожаю черные члены!»
Инвентарь был наготове. Похотливо закатив глаза, Аня достала из коробки и поднесла к объективу толстый 20-сантиметровый дилдо из черной резины — на озабоченных обезьян он всегда производил впечатление.
«О, да! Теперь снимай трусы и трахай им себя, сучка!» — черные пальцы замелькали как ткущие сеть пауки. — «Быстро давай! Глубже! Глубже!»
Отставив клавиатуру, старик принялся яростно онанировать. Аня закусила губу и с ненавистью сжала кусок резины. Разумеется, о том, чтобы засунуть это в себя, не могло быть и речи — порвет все к черту. Но имитация в данном бизнесе была нормой: пустотелые, складывающиеся пополам члены, масло или крем вместо текущей влагалищной смазки, заученные гримасы, заменяющие оргазм — все это лишь уравнивало счет взаимной сетевой лжи.
Поводя плечами, Аня начала неспешно освобождаться от лифчика — это позволяло затянуть время, которое для нее деньги, — но чмокающий звук из колонок заставил ее замереть. Макака на коляске исчезла, экран на несколько секунд стал серым. Очевидно, у старого инвалида закончились кредиты на счету.
— Твою мать!! — Аня швырнула дилдо об стену и до боли сжала пальцами виски. Захотелось завыть.
Во вновь открытый бесплатный чат тут же полезли тараканы-пользователи. «ЛюбительЖоп», «БольшойЧлен», «Крокодилдо», «Джек60», «Горячий язык». Все принялись здороваться на разных языках, а БольшойЧлен неожиданно выдал по-русски: «Привет, красавица! Покажи попку, а? Пожалста. Всего на секунду!»
Аналогичные просьбы от прочих любителей дармовщинки быстро заполнили весь экран. Аня представила, как Самые Лучшие Парни сидят сейчас по своим домам в разных точках земного шара, слушают музыку из компьютерных колонок и потягивают пиво, которого у них заготовлено по целой шестибаночной упаковке. Им некуда спешить, их никто не засудит за приставания к незнакомке, и они твердо уверены, что бесплатный стриптиз — вполне реальная вещь, надо только уметь попросить.
«Читайте мой профайл», — отстучала она, скрипнув зубами. — «Там большими буквами написано: Я НЕНАВИЖУ ХАЛЯВЩИКОВ».
«Ну пожалуйста! Крошка!» — БольшойЧлен спешно нарисовал заискивающий смайлик. — «Покажи хотя бы сосочек!»
Аня не глядя кикнула его и злобно перезапустила чат. К черту приставучего придурка, он только отвлекает. А она не мать Тереза, чтобы тратить время на пустую болтовню. Сколько можно испытывать ее терпение! Мало того, что мозги мутятся от бесконечных «бэйби», «мммм» и «ахххххх» в приватных чатах, так еще приходится изображать вежливость во фри-комнате, где торчат одни халявщики. Нормального языка они не понимают, а матом посылать их нельзя — за это моделей наказывают. Остается просто вышвыривать болтунов из чата. И это оправдано на сто процентов: любая модель знает, что у турков, испанцев и русских никогда нет денег на «приват». Ни-ко-гда.
— Чего орешь? — недовольно донеслось из кухни, где на минуту перестали звякать ложечки. — Опять «приват» сорвался?
Аня пропустила вопрос мимо ушей. Нахлынувшие мысли закружили ее сонной отупляющей метелью, из которой в очередной раз не находилось никакого выхода. Да его и не было. Снова и снова в голову лезло проклятое утро, в нем возникал танкоподобный джип, а внутри джипа сидел лысый любитель Булгакова и она, Аня — мелкая, сонная, изможденная и уязвимая…

— Нда, — подытожил Кинг-Конг, когда они приехали в Вырицу. Белые ночи еще не набрали силу, а разбитые фонари не освещали улицы поселка со времен Перестройки, но Егору и без них хватило одного взгляда на Анину одноэтажную развалюху, чтобы из рыбьих глаз пропал блеск заинтересованности. — Раз такое дело, поедем ко мне. У меня весело. Только вот что…
Он потянул с захламленной полки пустой пакет, еще хранивший запах гамбургеров, расправил его и нахлобучил Ане на голову. Девушка покорно молчала, снова превратившись в восковую фигуру. Ее вниманием полностью завладел начинающийся зуд в мокрых гениталиях. Но попросить у очкастого хищника салфетку было выше Аниных сил.
И они поехали к нему. Ехали не очень долго. В дороге слушали что-то узнаваемо-классическое, бьющее из натыканных по салону сабвуферов мультиинструментальным душем Шарко. Егор пояснил, что это Ференц Лист. Он показал ей свой пригородный дом, лязгнувший стальными воротами. И свой подвал. Потом Аню запоздало прорвало рыданиями, а Егор поил её водкой и подсовывал нарезные закуски из супермаркета, попыхивая трубкой, добродушно расспрашивая о житье-бытье и иногда покачивая бритой головой в знак понимания. Паспорт выглядывал из его кармана, настойчиво мешая поддаться чарам алкоголя.
Паспорт, и еще пираньи.
Аквариум стоял в центральном зале дома — из этой точки расходились под прямыми углами четыре крыла этого чудовищного сооружения. Яркие лампы высвечивали груду черных камней и два десятка небольших красивых рыбок с надменно выпяченной нижней челюстью, оживленно снующих за толстым стеклом. Рыбы были голодны. Время от времени они сцеплялись между собой, словно боксеры в клинче, и тут же отпрыгивали в разные стороны, блестя крапчатым посеребрением серых спинок. В неплотно закрывающихся пастях Аня, наклонившись поближе, рассмотрела мелкие конические зубы. Разум просто отказывался верить, что этими осколками рыбки способны за несколько минут освежевать быка.
— Они обычно не нападают друг на друга, — пояснил Егор, подойдя сзади с какой-то склянкой. — Но я их давненько не кормил. Кстати, сегодня на завтрак рыба-попугай. Видела такую?
Он сдвинул с аквариума крышку и выплеснул туда нежно-зеленую рыбу с ярко-синими плавниками. Та тяжело плюхнулась в воду и сонно заработала плавниками. Маленькие выпученные глаза, посаженные далеко от маленького клювообразного рта, придавали ей удивленный вид. Попугай был больше любой из пираний раза в четыре, и обитатели застекольного мира на секунду прянули в разные стороны. Но тут же вернулись на исходные позиции и, замкнув кольцо вокруг жертвы, бросились в атаку. Разом проснувшись, испуганный попугай завертелся на месте, плавники его мгновенно превратились в болтающиеся рваные ошметки. Толкающиеся пираньи наскоком клевали его и тут же отскакивали в сторону, оставляя на зеленых боках рыбы рваные раны. Когда какой-то из них удавалось выщипнуть большой кусок, к ней тут же подскакивали несколько товарок и торопились раздербанить добычу. Вода бурлила. Израненный попугай успел сделать два круга по аквариуму на остатках плавников, потом пираньи закрыли его собой целиком и за пару секунд кровожадного мельтешения разорвали пополам.
У Ани перехватило горло, она отвернулась и натолкнулась взглядом на настенную картину в дорогой раме. Посреди морского залива стояла по пояс в черной воде Годзилла, освещаемая светом прожекторов. В лапах у нее была зажата головная часть разломленной пополам длинной серой субмарины. Из разорванного чрева подлодки вместо стальных частей свисали кровавые рыбьи внутренности. Хвостовая часть с оперением была зажата в мощных челюстях ящера. В нижнем левом углу холста художник аккуратно выписал дату и название: «Курск».
— Омерзительно, да? Птичку жалко, рыбку жалко... А между прочим, не все пираньи такие, — бубнил за спиной Кинг-Конг, задвигая на место аквариумную крышку. — Есть виды, которые питаются только яблоками... В тропиках ветки с фруктами висят над самой водой. Вот она выпрыгнет из воды, укусит яблоко — и обратно... И никаких жертв. Ладно, пошли, я тебе еще крыс своих покажу...
Она раз за разом встряхивала отяжелевшей головой и заставляла себя перестать думать о пираньях, словно продолжавших плавать перед ней в сизом дыму Егоровой трубки. Но ничего не получалось, скринесейвер плотно подвис. В сложившихся обстоятельствах это было неудивительно.
Сидящий перед ней человек жил в параллельном мире, где нет ни жетонов на метро, ни растворимой лапши. Они не должны были встретиться в этой жизни. Но, как выяснилось, иногда и параллельные миры пересекаются.
— Вот не зря я переулки не люблю, — шепелявил Кинг-Конг, не выпуская из зубов мундштук. — Есть у них что-то инфернальное… Ну, ты понимаешь… Я Саше всегда говорю: выбирай нормальную дорогу, а не эти лазейки мышиные. Мало в Питере проспектов, что ли?.. А сегодня вот гамбургеров захотелось, просто невтерпеж. Я говорю: гони в Мак-драйв, он до четырех утра работает. Затарились как следует, обратно Саша срезать решил… А тут ты. И киоск этот. Представляешь? — он сделал большие глаза и выкатил изо рта драконье облако.
Аня не представляла, но всё равно тупо кивала. Она знала только одно: ее скоро убьют. Вот сейчас этот бритоголовый окончательно натешится, ему надоест разговаривать о музыке, которой она никогда не слышала, рассуждать о модных книгах, три четверти из которых она не читала, и…
И чем дальше тянулось время, тем невыносимее было ждать этого момента, и тем страшнее и мучительней казалась предстоящая смерть. Даже сводящий с ума зуд в промежности притупился и отодвинулся куда-то на второй план. Непьющая Аня глотала водку как воду, прикидывая в уме, сумеет ли Спайк выбраться из дома до того, как окончательно ослабеет от голода. В том, что его хозяйку закопают раньше, сомнений уже не было.
Однако когда окончательно рассвело, ее неожиданно отпустили. Сашок со своей вечной сигаретой отвез к метро и вывалил онемевшее от ожидания неизбежной участи тело на грешную землю.
— Вы что, отпускаете меня? — пролепетала она недоверчиво, когда Егор провожал ее до автомобиля — точной копии разбитого внедорожника, не считая отсутствия маячков на крыше и демократичного гниловишневого окраса, — всучив в дрожащие руки потертый рюкзак с нашивкой «Роллинг Стоунз».
— Ну… я бы не сказал… — Задумчиво ответил глубоководный реликт, на секунду просветив ее глазом-рентгеном до самых костей. Под этим взглядом все Анины внутренности пронизала дрожь, как от грубого прикосновения. Словно филиппинский хилер без ножа влез своими немытыми пальцами под ложечку, намереваясь вырвать оттуда злокачественную опухоль.
— А я… я думала…
— Думала она! Ты пьяна как последняя скотина, — хмыкнул он со сдержанным презрением. — Просто пьяное мясо, от которого никакого толку. Гуляй… Пока.
Кинг-Конг повернулся всем телом, демонстрируя пластику доминошной костяшки, и негромко уронил через плечо:
— Будешь нужна — заеду на чаек, адрес знаю. Или ребят пришлю. Ментам не звони, не маленькая. И обо всем, что здесь видела — забудь. Окей?
Аня шмыгнула носом.
— Д-да…
— Ну вот и договорились. Иначе, знаешь…
Он смахнул с рубашки несуществующую соринку. Переложил Анин паспорт в задний карман брюк. И ушел, потирая шею, в дом.
Два дня она просидела у себя в Вырице, боясь высунуть нос за порог. Лишь однажды скулеж добермана, обретший уже почти похоронные ноты, выгнал ее к соседям-алкоголикам, малолетней дочери которых она спихнула барахлящий CD-плеер в обмен на килограмм крупы и десяток яиц. Жалеть было нечего: все равно кроме FM-радио там ничего не работало.
Первые сутки проспала как убитая, вторые провела немногим более разнообразно: жуя подгоревшую кашу с черствым хлебом, лежа лицом в подушку или пялясь в потолок. За стенами дома закат сменился недозрелой белой ночью, серая ночная слизь перешла в утро, но Аня словно перестала ощущать время. Ей было безразлично, который сейчас час и даже какое число.
Самовольный отпуск закончился на третий день, когда позвонил Руслан и пригрозил, что…

Нечаянно сменив позу, Аня вдруг вскрикнула: безошибочное ощущение, словно что-то внутри нее протекло, в один момент вырвало все мысли из головы, как щипцы вырывают гнилой зуб. И она сделала то же самое, что делает любая девушка, стремящаяся после секса уберечь простыни от покидающей лоно спермы: зажала рукой промежность и скатилась с дивана, чуть не сбив при этом камеру со штатива.
В шкафчике с ее вещами, она помнила, еще оставался один тампон. Аня раскрыла коробку, и лицо ее перекосилось. Тампон уже кто-то использовал: бурый и ссохшийся, он лежал внутри, невинно поджав мышиный хвостик.
Пружина напряжения, удавом сжимавшая ее тело в последние дни, в очередной раз лопнула с хрупким треском. Аня разрыдалась — громко, в полный голос, с потоками обжигающих слез, моментально размывшими всю ее боевую раскраску. Одновременно с этим накатила злость.
— Кто, какая сука это сделала?! — завопила она, врываясь на кухню, где уже часа два прохлаждались остальные модели из ее смены. Коробка с тампоном обличающе шлепнулась на стол среди пустых кофейных чашек и крошек от печенья. — Я убью эту тварь, зарежу, выколю ей глаза!..
Анино появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Татьяна поперхнулась чаем, Маша выронила окурок и чуть не опрокинулась с табуретки. Обе ошарашено уставились сначала на Аню, потом на тампон.
— Это не мое! — сказали они хором, переведя взгляд на каплю крови, упавшую из-под Аниной юбки на вытертый линолеум.
— А чье-о?!
Горло девушки дрожало, слова застревали в нем и вырывались наружу в виде какого-то клекочущего нечленораздельного рева.
— А в чем дело-то? — нерешительно поинтересовалась Татьяна, хмурая линялая блондинка лет сорока, приехавшая из Алматы. Она работала в категории «matures», и на нее велись в основном американские школьники, чьей тайной фантазией было переспать с собственной матерью.
— Подсунули! — ахнула более догадливая Маша, брезгливо смахивая коробку со стола. — Вот же сволочи! Девочки, у нас какая-то крыса завелась на студии, я давно заметила. Мои трусы — помните, черные, с кружевами — на днях из шкафа взял кто-то, поносил и обратно сунул. Все в слизи засохшей, как будто эта тварь не подмывалась никогда. Пришлось выбросить…
— Из дневной смены какая-то сука, — предположила Татьяна, гневно затаптывая упавший бычок.
— Ну явно не из нашей. Не Нинка же, в конце концов. Анют, да ты не плачь, у тебя тампонов больше нет, что ли? Вон, гляди, капает… Я тебе прокладку сейчас дам, у меня есть…
Маша полезла в сумочку, стоявшую на подоконнике. Силы вдруг оставили Аню, злость сменилась опустошенностью. Она упала на табурет и спрятала пылающее лицо в ладонях. Слезы продолжали литься сквозь пальцы. Об аборте можно было больше не волноваться, но теперь перед ней вставала другая проблема. Согласно правилам, порномоделям запрещено работать в «красные дни» — в противном случае, если кто-то просечет нарушение, руководство сайтов с радостью прихлопнет все ее чеки с необналиченными деньгами. Многие неопытные модели лишаются из-за этого своих «кровно» заработанных. Потому что в виртуальной сказке про красивых девушек, всегда готовых к виртуальной случке, ничего ни про какие месячные не сказано.

Но Ане в эту ночь было плевать на правила, и спустя пять минут она вновь оказалась в ненавистной комнате с полосатыми обоями. Поправила трусики, посмотрелась в большое настенное зеркало, залезла на диван и вывернула шею камере, возвращая всевидящему оку привычный ракурс. Безмолвно уставилась на монитор и почувствовала, как сама собой отвисает нижняя челюсть.
«Отличное шоу, крошка! После такого я просто обязан на тебе жениться!»
О господи, подумала Аня с отчаяньем загнанного зверя. Неужели я так торопилась, что не поставила камеру на паузу… неужели… неужели… О, господи…
Она поняла, что так и есть. А значит, этот чатовский придурок всё прекрасно рассмотрел: и как она уходила из кадра (запрещено), меняла прокладку (строго запрещено), и как уселась, чтобы работать дальше (за это вообще уничтожают регистрацию). Она попалась, теперь не отвертеться. Её счет сотрут, а деньги разделят между собой администраторы сайта, как делали уже не раз. Блин, надо же было так подставиться…
Паника дошла до предела и вдруг схлынула. В мозгах автопилотом защелкали механизмы сухой логики. «У него же русское имя», — дошло до нее. А русские не настолько разбираются в правилах, чтобы стучать на моделей. То есть, на этого БольшогоЧлена можно положить с прибором.
Аня на всякий случай пролистала чат, но больше в нем никого не было. Хоть в чем-то ей везет. Закроет смену, выспится и завтра придет с новыми силами… С прокладкой что-то придумает. Вставит тампон в конце концов. А сейчас она всё равно не в состоянии работать.
Бездельник продолжал что-то строчить в чате. Аня, озлобленная стрессами последних дней, грубо отстучала, переключившись на кириллицу:
«Ну чего привязался! Уматывай, чмошник!»
«Русскими буквами писать запрещено!» — поддел ее БольшойЧлен.
«А твоя мама знает, что ты по ночам на голых девочек пялишься, чухан?»
«Ругаться тоже запрещено», — шипел уязвленный собеседник.
Надо же, какой ученый… Аня вновь почувствовала беспокойство, но стрессы последних дней требовали выхода отрицательной энергии, поэтому руки сами потянулись к клавиатуре:
«А я срала на твои запреты, придурок! Чего тебе от меня надо?»
«Это не мои запреты, это правила сайта. Я их внимательно читал. А чего мне надо, ты сама знаешь.»
Аня попыталась представить, с кем имеет дело. Какой-нибудь менеджер самого низшего звена из разряда тех, кого увольняют за брожение по порносайтам в рабочее время. Наверняка чмошник, руки из задницы, висит на шее у родителей, по вечерам надувается пивом в кругу приятелей, а ночью вместо девушки щупает собственные яйца. И зачем такому дебилу компьютер?
«Осваивай самоотсос», — посоветовала она, собираясь отрубить чат. Чего разговаривать с халявщиком.
«Я ведь могу на тебя пожаловаться», — сообщил вдруг БольшойЧлен. И пока ухнувшее сердце Ани сползало вдоль позвоночника, развил свою мысль: «Ты тут прокладками размахивала, за такое с сайта в два счета вышибают! Скажешь, не так? А, крошка?»
Аня положила потерявшие вдруг чувствительность пальцы на клавиши; убрала. Плаксивость скрутила горло, и она изо всех сил сцепила зубы. Где-то на задворках сознания ползла, распарывая ткань реальности, прогорклая от безнадеги мысль: откуда, откуда эти уроды всё знают?.. Халявщики не могут, не должны такое знать… Ну что за наказание такое…
«Я не люблю, когда меня называют чуханом, ясно?» — гнул дальше БольшойЧлен. — «Но я понимаю, в чем твоя проблема, крошка. Это всё от недотраханности. Вам всем не хватает большого члена, поэтому вы тут выкобениваетесь. Пытаетесь показать свою власть над другими. А на самом деле это всё комплексы, потому что нормальных мужиков никогда не видели, только америкосов тупых!»
Находясь с полубессознательном состоянии, Аня взялась за мышку. Один щелчок, и этот уродец исчезнет как страшный сон. Всего один щелчок…
«Не выключай чат», — припечатал БольшойЧлен. — «Админам письмо написать — дело одной минуты».
Аня застонала, выпуская вспотевшую мышь из пыльцев. Хрен ли тут мышь — она сама в мышеловке. Должно быть, этот гад смотрит сейчас на нее и тащится. Сколько же это надо ошиваться по сайту, чтобы набить себе голову таким мусором? Сколько ночей напролет грызть ногти у монитора? Теперь понятно, что когда свалилась такая удача, он просто так от нее не отцепится.
Сетевой дрочер замолк. Аня устало прошлась пальцами по клавишам:
«Чего тебе надо? Денег у меня нет. Я здесь зарабатываю, а не мужиков снимаю.»
«Да ладно, крошка, не рассказывай. Я знаю, зачем вы все здесь.»
«Хочешь бесплатное шоу? Ладно, хрен с тобой…» — подумав, Аня заученным движением взялась за бретельку лифчика. Но БольшойЧлен проявил жадную осмотрительность:
«Я не хочу шоу. Еще кто-нибудь зайдет и увидит. А это только наше с тобой дело, так ведь?»
В желудке заскрипело и заскреблось коготками плохое предчувствие, но не успело оформиться в мысль — БольшойЧлен сам тут же всё пояснил:
«Ты же из Питера? И я тоже. Давай встретимся, ты не пожалеешь».
Аня начала протестующе мотать головой и остановилась. А, в конце концов, разве не к этому она шла? Разве не в объятия к такому вот уроду вела ее изо дня в день вся эта гнилая работа? Говорили ей, что видеочаты — это только начало, только она не верила, дура. Ну конечно, а чего тут бояться? Это же просто интернет!
Нет, таки не просто интернет. Хочешь или не хочешь, а у всех нога рано или поздно соскальзывает. Нинка вон под немца легла, только чтобы сына на море свозить. Светланку менты накрыли на домашней студии — всех пришлось обслужить. А ее, значит, обычный сетевой зачуханец на крючок словил. Молодец, Аня, падать уже некуда. Нарвалась по всем статьям.
Вспомнилась детская игра в карты на раздевание. Она всегда оставалась в дураках, а пацаны всегда мухлевали. И спустя десять лет в ее судьбе не поменялось ровным счетом ничего: та же самая нечестная игра, только ставки выросли.
«Ладно… Можешь позвонить мне на мобильный», — смирилась она, устав бороться с неизбежным.
«Что, вот так сразу?» — БольшойЧлен опешил. Очевидно, дрочер не ожидал столь легкой победы, и теперь у него дымились тормозные колодки — наверное, дым даже из ушей повалил.
«А ты что, еще за жизнь поговорить хочешь? Или о погоде? Вот по телефону и поговорим.»
«У меня долг», — признался дрочер. — «На мобильные номера не могу звонить».
«Блин, ну хрен с тобой. Я сама позвоню, только номер дай.»
После раздумчивой паузы в чат выпали семь цифр. Без кода.
Даже мобилы нет, домашний номер дал, брезгливо удивилась Аня. Вот же лох, елки-палки…
Порывшись в дисках с музыкой, грудой лежавших на подоконнике, она нашла компакт с телефонной базой, картами Санкт-Петербурга и прочими полубесполезными программами. Осенью купила этот самопал в метро, прельстившись сторублевой ценой, но так ни разу и не воспользовалась. И вот теперь вдруг пригодился.
Болванка загудела в поигрывателе, программа проглотила номер дрочера и выдала его домашний адрес. Призвав на помощь электронную карту, Аня поняла, что это в Уткиной Заводи — совершенно гопническом районе с замусоренными улицами, зассанными подъездами, грязными трущобными девятиэтажками и облезлым котом на каждом облупившемся подоконнике. То ли порт, то ли промзона… Неудивительно, что этот чухан живет именно там. Телефонный номер зарегистрирован на женскую фамилию — Е.И. Бородкина. Наверное, его мать.
Аня сходила на кухню за трубкой радиотелефона. В прихожей Маша натягивала лиловый пуховик, Татьяна пытаясь попасть ногой в сапог, досказываю какую-то сплетню:
— …Короче, эта дура орет: ай-ай-ай, пришло сообщение от одного америкоса, что на сайтах завелся маньяк. Подписывается Обезьяной, выманивает моделей из интернета, а потом режет на куски. И, типа, она не будет работать или пускай ей процент повысят за риск. Я ей говорю: Лида, а не пошла бы ты на хер? Лень работать — так и скажи. Она не унимается: меня зарежут, а вам насрать. Тут я взбесилась, конечно: ах ты курва старая, говорю, у тебя одно на уме — жениха подцепить. Где, в каких правилах написано, что ты должна с кем-то встречаться в реале? Сама спишь с кем попало, а Руслан твой риск должен оплачивать? Совсем обалдела. А я вот с американцами трахаться не собираюсь, у меня своих ухажеров хватает, да еще муж скоро приедет с дочкой, так что мне на твою Обезьяну положить с прибором. И вообще, говорю, от твоих фантазий у всех голова уже пухнет…
— А она?
— А что она… Морду перекосила и не разговаривает со мной с тех пор. Руслану стучит теперь на всех, жалуется, что мы такие-сякие, жизни ей не даем. Ну и пошла она… Сколько можно?..
Вскоре они ушли.
Попрощавшись с обеими до вечера и закрыв дверь на замки, девушка какое-то время стояла у кухонного окна, глядя на блеклый рассвет. Какого черта она вообще делает? Куда собралась звонить? Ей сейчас нужен душ, горячий чай и поспать на диванчике. А главное, как в старинном рецепте — «никакого секса». Но спинным мозгом она понимала, что на этот раз от проблемы прятаться бесполезно. Это уже даже не Егор, который сейчас, в красках наступающего дня казался ей особенно нереальным, каким-то просто мифическим существом вроде того же Кинг-Конга или кентавра. В конце концов она знала, что кентавров не бывает. А БольшойЧлен, несмотря на то, что являлся просто бесплотным набором букв в интернете, каких она видит ежедневно сотнями, своей сугубо прозаичной опасностью в одночасье умудрился затмить для Ани всех кинг-конгов вместе взятых.
По телефону ей ответил преувеличенно развязный дискант. Отказавшись называть свое имя, БольшойЧлен пару минут поиграл в таинственность, повосхищался ее голосом и назначил встречу у метро Ломоносовская. Аня согласилась: окей, они встречаются у метро, идут гулять, а там… а там будет видно. Оставалась слабая надежда, что он передумает и откажется от своей затеи. Если нет, придется тащить шантажиста на электричке к себе домой. В ужасную Уткину Заводь Аня ехать не собиралась ни при каком раскладе.
БольшойЧлен согласился с такой легкостью, словно каждый день только и делал, что ходил по утрам на свидания с незнакомыми девушками.
Нажимая отбой, Аня подумала, что сегодня четверг, а значит, на работу этот чмошник тоже не ходит. Или просто настолько редко видит живых женщин, что готов повесить на себя прогул. А может быть, и то и другое. Да какая ей разница…
Аня взглянула на часы. Встреча в двенадцать — значит, у нее еще есть целых семь часов на сон. Выключив компьютер, девушка побитой собакой заползла на жесткий диванчик и приняла позу эмбриона. В голове еще какое-то время крутилось затухающее эхо телефонной фразы: «Я ваще нормальный, ты сама увидишь…» — потом все мягко накренилось и съехало во мрак.


3.

— И часто ты вот так девушек в интернете шантажируешь? — спрашивала Аня, быстро шагая по мосту. БольшойЧлен топал чуть сзади, протирая очки. Над Невой моросил мелкий холодный дождь. Разводной мост чуть подрагивал, пружиня под колесами проезжающих трамваев, словно был сделан из картона, а не из толстенной заклепанной стали.
— Да не, — отмахивался безбородый Бородкин, пытаясь не показать смущения. — Я это… Вообще не по этим делам. Я люблю чтоб погулять сходить, поговорить, а потом уже это… Баб-то, ну, в смысле, девок врубных хватает, с кем попало не шляюсь… Я даже резинками не пользуюсь, они мне не нужны, но на всякий случай ношу с собой, — похвастался он с видом прожженного ловеласа.
— Ага. Ага. А как же ты, весь такой «не по этим делам», здесь оказался?
Разговор не клеился. Аня поддерживала его без всякого интереса, только для того, чтобы не молчать. Почему-то неловких пауз она боялась намного больше, чем любой бессмысленной болтовни.
— Ну как-как… Так получилось. По вечерам делать нечего, а инет ночью бесплатный, еще не отключили… Я когда-то с работы залез случайно, увидел этот сайт, дай, думаю, погляжу, что там. Зарегился, только денег всего на минуту и хватило. Дорого, блин. А я платить вообще не привык, какая же это любовь — за деньги? Стал другие подходы пробовать — и так, и этак… Такой, знаешь, спорт…
«Я бы вас, спортсменов сетевых, голым задом на муравейник сажала за самодеятельность. Пикаперы кухонные. Знают, что работать мешают, а все равно лезут…», — подумала Аня. Перед глазами моментально возник образ прилипшего к монитору Бородкина в застиранной майке, длинных семейных трусах и с банкой пива в тощей руке. Девушка поморщилась.
— А потом… потом меня уволили на хрен — начальнику кто-то стукнул, что я на девок смотрю в рабочее время… — собеседник на ходу сплюнул через перила.
«И правильно сделали, что уволили. Небось вирусов натаскал на всю контору. Господи, на рожу можно лет 25 дать, а одевается и ведет себя как недоношенный школьник. Чтоб ты провалился куда-нибудь, кретин!» Аня видала всякое, но от одной мысли, что этот пэтэушник идет куда-то вместе с ней, ее передергивало словно в ознобе. О том, что будет дальше, голова думать и вовсе отказывалась.
— Меня армия пасёт, так что я не особо счас из дома высовываюсь, — делился БольшойЧлен в приступе нудной откровенности. — Родоки год назад в Москву свалили, а я что, дурак, квартиру бросать? Пускай не в центре и не в Москве, а всё же своя собственная. Правда, долги уже накопились, но это фигня. Понимаешь, я задолбался с предками жить, так им и сказал.
— Еще пожалеешь, что от родоков откололся, — угрюмо пробормотала Аня, давя глубоко внутри себя болезненную сиротскую злость. — Чем пузырь покупать, лучше бы за квартиру свою заплатил.
Она чуть не добавила: «В Уткиной Заводи». Собеседник был ей неприятен, и вообще ее сегодня всё злило — наверное, из-за месячных. Мерзко поташнивало и от всего этого импровизированного «свидания». БольшойЧлен описал себя по телефону как высокого худощавого блондина. К метро же подгребся, опоздав на десять минут, какой-то тоще-сутулый рыжий уродец в драных джинсах, стертой на локтях кожанке и футболке навыпуск. «Саша» — представился он, помявшись. На неумело побритых впалых щеках Бородкина сидели совершенно не идущие ему широкие тонированные стекла, закрывавшие пол-лица. Хренов агент Смит держал в руке пакет из супермаркета, беременный одинокой бутылкой вина. Не хватало только цветочков в руке и запаха одеколона.
Сейчас БольшойЧлен шлепал за ней по лужам, демонстрируя беззаботность в каждой фразе, однако рожа его была мрачной — в реальной жизни образ мачо никак не хотел держаться на его узких плечах, обвисая на них, как на пугале, и он это понимал, но никак не хотел мириться.
— За квартиру заплатить все равно не хватит, там много накопилось. А так — винишко есть, — ненатурально хехекнул он, хрустя мокрым пакетом. — Можно прямо тут распить где-нибудь на ступеньках.
— А потом нас менты накроют — и плати штраф, — отмела романтическую идею Аня, раздраженно цокая по мокрым ступеням Октябрьской набережной. Она не выспалась, да и невозможно выгнать из башки недельный недосып за какие-то жалкие семь часов, но холодный дождь неплохо прочищал мозги.
Мост давно остался позади, над водой низко висело неприветливое серое небо, подпертое редкими кольями многоэтажек, мимо неслись грязные автомобили, а пэтэушник продолжал все так же нудно мотаться за спиной, как надоевший шарф, не пытаясь обогнать ее или хотя бы идти рядом. «Как конвоир», — подумала Аня с неприязнью. — «Наверное, боится, что я куда-то смоюсь».
Вдоль Невы потянулись линялые пятиэтажки. Ужасно хотелось что-нибудь съесть, хотя бы шоколадку или апельсин, но вокруг не было видно ни кафе, ни магазинов. Дыра какая-то…
До Ани вдруг дошло, что маршрут прогулки выбран не случайно. Уткина заводь находится как раз где-то возле Ломоносовской — значит, БольшойЧлен лелеет мечту затянуть ее в гости. Надо что-то делать…
— На мосту так классно было, — сказала она, останавливаясь. — Давай еще раз по нему пройдемся?
Бородкин принял эту идею без энтузиазма, но возражать не стал. После упоминания милиции и штрафа он заметно скис: сначала долго бренчал мелочью в кармане, потом поскучнел и замкнулся. Люди в форме, помимо всего прочего, наверное еще и напоминали ему об армейском призыве, потому что он явно начал чувствовать себя неуютно и постоянно вертел головой по сторонам. Они пересекли мост в обратную сторону и как-то незаметно снова оказались у метро. Дойдя до светофора, выпучившего желтый глаз, Аня оглянулась. БольшойЧлен еле-еле плелся, утопив подбородок с точками бритвенных порезов в ворот куртки – то ли пытаясь укрыться от дождя, то ли прячась от невидимого патруля.
— Может, в кино сходим? — кивнул он на застекленный плакат с надписью «Хостел». — Говорят, клевый фильм.
— Я не люблю ужасы, — безразлично дернула плечами девушка. — И к тому же, кто за билеты платить будет — ты, что ли?..
Шантажист смущенно промолчал. Уши его заалели. Ане тоже было нечего сказать, и потому, когда в кармане завибрировал телефон, она ухватилась за него, как за спасательный круг.
— Слушай, Ань, ты ж вроде сегодня работаешь? — сказал в трубку недовольный женский голос.
— Привет, Лида. Работаю, конечно, — Аня не стала спрашивать, что случилось: на студии все давно привыкли к тому, что Лида смотрит на жизнь, как на помойку. В сетевой порно-бизнес она приплыла из рук богатого мужа-татарина, на чьей шее просидела двадцать лет, за всю жизнь ни разу нигде не работала, после развода загрузла в долгах, и вела себя постоянно так, словно пала жертвой тайного заговора окружающих. Она была глупой, черноротой и скандальной бабой, замкнутой на собственных несчастьях. С ней никто не хотел выходить в одну смену, настолько Лида успела достать всех на студии своими воспоминаниями о барской жизни, и утомленный коллективными жалобами Руслан уже несколько раз грозился ее выгнать. Терпела ее присутствие и вечный сигаретный дым только Аня, которой самой было некуда деваться.
— Короче, я сегодня не приду, заболела. Можешь кому-нибудь из этих дур позвонить и передать, что компьютер будет свободен. Пусть не говорят, что я все смены под себя подгребла.
— Лида, а почему ты сама им не скажешь? — Аня вдруг ощутила, как вскипает копившееся в ней раздражение, разъедает скорлупу покладистости, выталкивается через рот и несется по каналу спутниковой связи. — Ты Руслану хоть сообщила, или это тоже мне предлагаешь сделать?
Но Лида уже бросила трубку.
«Не буду никуда звонить», — угрюмо решила Аня, захлопывая телефон. — «Она, барыня, ни с кем не разговаривает, а я за нее вопросы утрясать должна. Обойдется! Тут своих проблем полон рот!»
Бородкин переминался с ноги на ногу, напряженно о чем-то думая. Со своей непонятливостью он был для нее как раздавленное конское яблоко, прилипшее к каблуку.
— Слушай, может, отвяжешься? — напрямик спросила Аня. Вопрос был глупый, но не задать его она тоже не могла. — Зачем тебе все это надо? Ты же видишь, что мне с тобой неинтересно. И вообще никак.
БольшойЧлен долго смотрел на нее своими тонированными стеклянными глазами. Потом сдвинул брови, разлепил посиневшие на ветру губы и хмуро процедил куда-то в слякоть под ногами:
— Ну как это… А что же я, зря вино покупал?.. Последние бабки потратил… Ну и вообще, знаешь…
Последняя фраза словно сдернула Аню с небес на землю, дав понять, что никакое это не свидание. Бородкин не обладал железной волей, но в руках у него был железный аргумент, а это всё решало.
— Ладно, проехали, — девушка с тяжким вздохом сдвинула манжету куртки и бросила взгляд на часы. Пар уже вышел, и покорность снова сомкнула над ней свои створки. Замерзшие пальцы ощущались неживыми ледяными отростками. — Давай тогда не будем терять времени. Поехали на метро до Витебского, а то я простужусь на фиг. Мне еще работать сегодня.
— А чо на Витебском?
— Электричка моя. Я за городом живу.
— Так мы к тебе, что ли, поедем? Клево. А чо за работа у тебя?
— Работу ты мою видел. Я ее очень люблю — она классная и разнообразная, позволяет заработать целую кучу денег. Сегодня я, например, снимаюсь в рекламе невидимых прокладок, они называются тампонами. — Зажегся зеленый свет, и Аня решительно двинулась через дорогу, продолжая объяснять через плечо. — Вчера уже делали один дубль, но с невидимостью накладка вышла. Придется теперь всё переснимать, а то деньги, знаешь ли, нужны. Понятно объяснила?
Бородкин сарказма не уловил, но все равно изумился до такой степени, что снял наконец свои дурацкие темные очки. Глаза у него были маленькие, с длинными рыжими ресницами. Ко лбу неопрятными перьями прилипла челка, съедая лоб и делая шантажиста похожим на обезьяну.
— Так нельзя же тебе… — сказал он с какой-то неуместной растерянной заботливостью. — Вдруг кто-то увидит и заложит?
— Да пошли они в жопу! — не сдержалась Аня. Остаток фразы: «И ты тоже, умник хренов», — она по традиции проглотила.

— Это тут чего у вас — дачи? — поинтересовался БольшойЧлен, бросая заляпанные грязью башмаки рядом с ее кроссовками.
— Ага. Проходи, чего стоишь.
Загнав рычащего добермана в бывшую папину комнату, Аня раскрыла холодильник, вынула три оставшихся яйца. Пока жарилась глазунья, Бородкин со скучающим видом бродил по дому, рассматривая настенные фото и трогая пальцем корешки книг. Нашел в коридоре забытые трусы Толика, изгрызенные доберманом, поддел их большим пальцем ноги.
— Это чьи?
— Не твое дело, — взвинчено отрезала Аня, зашвыривая трусы в чулан. — Хлеба, кстати, нет, так что придется есть без него. И вообще, я тебя кормить не обещала.
— Ладно, ладно, — ухмыльнулся БольшойЧлен, плюхнулся за стол с липкой клеенкой и подгреб к себе тарелку. — Сколько у нас времени есть?
Аня оглянулась на настенные ходики в виде кота с бегающими глазами и хвостом-маятником.
— Полтора часа.
Бородкин не скрыл разочарования:
— Так мало??
— А ты что, на ночь собирался остаться?
— Да нет… Просто, понимаешь, мы тащились в такую даль… — Он насупился. — Проще было ко мне пойти.
— Кому проще, а кому нет, — коротко ответила Аня, усаживаясь, и со злостью выколола яичнице желтый глаз.
Бородкин ел без аппетита, ерзал, словно сидел на муравейнике, и вообще всячески выражал свое нетерпение. Боясь, что он перейдет к открытому принуждению, Аня отправила его в спальню «осматриваться», а сама принялась отскребать сковороду, хотя без этого вполне можно было обойтись. За стеной врубился «Сектор Газа» — это БольшойЧлен добрался до стойки со старыми кассетами.
Когда Аня вошла в комнату, он сидел на краю застеленной кровати. Носки Бородкин уже снял и куда-то спрятал, и сейчас занимался тем, что пытался содрать оплетку с бутылочного горлышка.
— Выпьем? — предложил он, подняв на нее глаза.
— Потом, — сказала Аня, постаравшись, чтобы это прозвучало со значением. Помня об отце, она не употребляла спиртного, но признаваться в этом не собиралась. Бородкин тут же отставил бутылку, подскочил к ней и приобнял за талию. Мягко высвободившись, Аня откинула покрывало и залезла на кровать. Заворчали ржавые пружины. БольшойЧлен бухнулся рядом.
— Зови меня Бо, — предложил он. Губы его нетерпеливо подрагивали.
— Как Титомира?
— Что? А, ну да, — заулыбался он. — Я тут музыку поставил, ты не против?
Она с радостью ухватилась за эту идею.
— Да, надо что-то другое, я счас найду… — Аня попыталась встать, но Бородкин схватил ее за плечи и потащил обратно.
— Забей, — хрипло зашептал он, раскладывая девушку на кровати. — На хер музыку, меня уже всего колотит. Чувствуешь?
Он приложил ее руку к своей промежности. Там было твердо и упруго. От прикосновения плоть под джинсовой тканью вздрогнула и затрепетала.
— Я хоть шторы задерну, — беспомощно пролепетала Аня.
— Да кто тут увидит, — пробормотал БольшойЧлен, беря ее за грудь. Потом провел рукой по лобку с таким нажимом, что Аня сжала колени. Задыхаясь от возбуждения, Бородкин навалился на нее, как мешок с прелой картошкой, стянул через голову свою мятую футболку с логотипом группы «Ария» и швырнул ее на пол.
— Собака погрызет…
— Какая собака, она заперта, — БольшойЧлен потянул вверх ее футболку, высвободил маленькую грудь из чашечек бюстгальтера и присосался к ней. Губы его напоминали двух жирных пиявок, а щетина больно кололась.
— Ты царапучий, — дернулась Аня. — Дай, я сама.
Девушка уложила его на спину и уселась сверху. Ладонь нырнула в ширинку, прошлась по члену. Черт, как у коня. Он же ее искалечит! «Это игра, просто игра», — сказала она себе, чувствуя, как начинают дрожать ноги. Подобный аутотренинг всегда помогал держать себя в руках, когда очередной клиент начинал поливать ее ругательствами или рассказывать душераздирающие подробности о своей несчастной судьбе — черт, некоторых действительно бывало жалко, а это мешало работать, так что только самовнушением и можно было закрыться от мерзкой действительности. Но в данном случае прием действовал слабо.
Рот Бородкина пахнул яичницей и ментолом — сколько же жвачек он сожрал, готовясь к свиданию? Пачки три, не меньше. Аня с трудом заставила себя завершить поцелуй и перешла к его шее, из которой птичьим килем торчал кадык. БольшойЧлен тихо мычал, мотая головой по подушке. Она стала медленно покрывать поцелуями его грудь, поросшую редким бесцветным волосом, погладила пальцами веснушчатые плечи. Очередная песня закончилась и зазвучал мотив ламбады, исковерканный дешевой аранжировкой.
— Я была очень честной чувой, скромной и застенчи-вай… — игриво признался солист, чья могила на воронежском кладбище вот уже несколько лет являлась достопримечательностью и центром духовного паломничества для подвыпивших местных гопников.
Дойдя до живота, Аня остановилась. Что делать дальше, она не представляла.
Почувствовавший заминку Бородкин вопросительно открыл глаза.
— У меня месячные, — прошептала она, избегая смотреть ему в лицо. — Ты не забыл?
— Ничего страшного... — пробормотал Бородкин.
Его руки, до сих пор лежавшие дохлыми рыбинами, обхватили голову девушки и стали осторожно пихать ее вниз. Аня окаменела и вцепилась в простыню — к этому она не была готова.
— Ну чего ты… — пропыхтел БольшойЧлен, усиливая нажим.
— Я не хочу, — заскулила девушка, пытаясь оторваться от него, но Бородкин вдруг больно вцепился в волосы.
— Дав-вай, — цедил он, пододвигая ее лицо к вздувшейся ширинке. — Хватит целку из себя строить…
— Это сладкое слово миньет! Это сладкое слово миньет!.. — орали динамики. Аня почувствовала прилив дурноты, от которого стали переворачиваться внутренности. У нее было слишком мало опыта в оральном сексе, и ей никогда не приходилось заниматься с этим с незнакомцами. Это... это было слишком интимно.
Пальцы вдавились ей в голову. Мясной кол дергался в джинсах. Еще немного — и он влезет в ее горло, чтобы пронзить, разорвать, задушить. Аня так крепко зажмурилась, что перед глазами заплясали бело-серые искры, но ужасный сон не проходил, не исчезал, не обрывался…
— Не надо! — вскрикнула она, когда в щеку грубо вдавилась холодная джинсовая пуговица.
Аня ощупью попыталась расцарапать ненавистное лицо, но Бородкин с силой отбил поднятую к нему руку, отчего девушка по инерции съехала к краю кровати. Он уже не говорил, а рычал, задыхаясь от перевозбуждения:

Сообщение отредактировал Maggie: 27 Сентябрь 2006 - 21:29

[Ornestina]

Мда.
1. Ни одна опытная модель не будет разговаривать на фри по-русски.
2. Не поведётся на угрозы этого придурка, а со словами oh baby i would like to understand what u talking about but seems to me u dont speak english. sorry! выкинула бы его к чёртовой матери.
3. На студиях все модели, проработавшие хотя бы месяца 3 знают, что тампоны свои и вообще личные вещи нежелательно держать в доступном для других месте.
4. Отдать свой паспорт непонятно кому на джипе - верх тупости.

ЗЫ: Вобщем, рассказ про полную неудачницу на мой взгляд. Или дуру.

[Maggie]

О, можно концовочку выложить.

Аня ощупью попыталась расцарапать ненавистное лицо, но Бородкин с силой отбил поднятую к нему руку, отчего девушка по инерции съехала к краю кровати. Он уже не говорил, а рычал, задыхаясь от перевозбуждения:
— Куда лезешь!.. Соси, сука, говорю... Я с тобой тут шутки… шутить… что ли…
— Ой девки, вам чего скажу я: для мужа па-берегите себя!.. — громко советовал магнитофон.
Сцепив зубы, Аня извивалась всем телом, и в голове у нее метался ужас — бессмысленный и холодный, словно бенгальский огонь. В ушах оглушительно стучало. Правая нога повисла над полом, не находя опоры. Скрюченные пальцы ушибленной руки шарили по ковру, силясь за что-нибудь ухватиться. Подушечки вдруг нащупали холодное стекло.
Бородкин пропустил сквозь зубы неразборчивый матюк, напрягся и втащил ее обратно на себя. Прилетела оплеуха, потом вторая. Перед глазами расцвел фейерверк, поплыли расходящиеся круги. Ничего уже не видя, Аня взмахнула бутылкой. Кровать вздрогнула, Бородкин с треском выдернул у нее клок волос. Не удержавшись, Аня повалилась боком и скатилась на пол, ничем и никем не удерживаемая. Бум! — отдалось в голове, и на несколько секунд всё куда-то ушло.
Когда она открыла глаза, песня уже закончилась. Магнитофон еще с минуту тихо пошипел, потом щелкнул и выключился.
Стараясь не смотреть на Бородкина, Аня стала ползком огибать кровать. Руки подломились, и она прилегла на ковер. Доберман за стеной захлебнулся бессильным лаем, потом завыл. Она лежала, закрыв глаза, и слушала эти звуки, пока из конечностей не ушла дрожь. На ноги она всё равно не могла встать, но телефон можно было найти и ползком. Кажется, рюкзак остался на кухне…
В дверях она зачем-то оглянулась — всего на секунду, но увиденное навсегда осталось сидеть занозой в ее памяти. Большой Член лежал на кровати, разбросав руки и ноги по смятому покрывалу, словно принимал солнечную ванну. С низкого ракурса было не рассмотреть подробностей, но она и так успела увидеть больше, чем хотела бы. Раскрытый рот Бородкина напоминал сплюснутую букву «о», глаза были полуприкрыты веками и смотрели в разные стороны. На лбу краснела небольшая вмятина, а из ноздрей к верхней губе протянулись две алые струйки. Кровь была даже в уголках его маленьких поросячьих глаз.
Аня уперлась лбом в холодный пол. Ее стошнило.


4.

— Ну и дороги у вас, — Сашок воткнул в рот сигарету и попытался прикурить на ветру. — Раскисло все на хрен, еле проехали. Хорошо, что привод на все четыре колеса, а то завязнуть тут можно до новых веников. Блин, теперь еще и зажига сдохла...
— Беда России — дураки и дороги, — Егор бросил ему зажигалку. — Бери, у меня трубочная, жжет что твой факел. Такс-с, — он обернулся к девушке, — дороги мы уже видели, теперь пойдем смотреть дурака. Где он?
— В-в… — Аня поняла, что не может сказать ни слова, и просто махнула рукой в сторону дома.
— Гена, — сказал Егор, не оборачиваясь. От второй машины — умопомрачительной красоты и стоимости «Lamborghini Gallardo» с аэродинамично скошенным лобовым стеклом — отделился высокий человек с худым невзрачным лицом, которому придавали некоторую интеллигентность вгрызшиеся в лоб залысины. Глаза у него были красные и утомленные. Аня подумала, что так мог бы выглядеть ученый. Или учитель. В руке он держал небольшой хромированный кейс.
Аня пошла к дому, поднялась по ступеням крыльца, запнулась в прихожей о кроссовок Бородкина и чуть не упала. Следовало убрать эту обувь подальше, но тело отказывалось слушаться, а ноги, казалось, налились свинцом.
За спиной Гена что-то негромко спросил.
— В четыре, — промычал Кинг-Конг, мрачнея. — Если б не твоя операция, мы б еще до семи тут были.
— Я не каждый день депутатов режу, — высокий мужчина поморщился, обогнал Аню и пошел в дом. На досках пола после него остались грязные следы. Из коридора девушка видела, как Гена остановился на пороге спальни, в нескольких сантиметрах от подсыхающей лужи ее рвоты, и уставился на что-то внутри комнаты. Потом перевел недоуменный взгляд на Аню, снова посмотрел в двери, поставил кейс на пол и сунул руку в карман плаща.
«Пистолет», — прошибло ее с внезапной безошибочной ясностью. — «У него там пистолет, и он меня сейчас…»
Аня зажмурилась, ожидая вспышки и грохота. Но услышала только чье-то задушенное сипение:
— Помо…гит-т-с…
Свистящий всхрип булькнул и иссяк, в этот же момент что-то глухо щелкнуло. Наступила пауза.
«Почему он не стреляет?» — подумала Аня.
Она открыла глаза.
Гена укладывал оружие обратно в карман. На бледном лице застыло выражение легкого недовольства.
— Предупреждать надо, — сказал он, словно бы ни к кому не обращаясь.
По коридору протопал Егор:
— Что там?
— Живой был, до двери почти дополз, — сообщил Гена будничным, лишенным выражения голосом. Девушка медленно отняла руку ото рта, боясь, что вскрикнет или расплачется. Несколько часов, проведенных в доме с остывающим трупом, окончательно ее доконали. А он, выходит, даже не был мертв? Или это такая шутка? Может быть, над ней просто решили поиздеваться? Может быть, всё это розыгрыш? Точно, веселый розыгрыш со скрытой камерой. Сейчас откуда-нибудь выскочит телеведущий и…
Аня поняла, что готова захихикать, и еще поняла, что если начнет, то уже не сможет остановиться. Поступающий в легкие воздух словно сгустился до консистенции конопляного дыма, гудящие нервы отказывались адекватно воспринимать окружающее, и ей сейчас хотелось только одного — улизнуть от этих людей и забиться в темный угол, забаррикадировавшись коробками, чтобы не выглядывать оттуда лет двадцать или вообще никогда. Но уцелевшим краем своего изорванного на лоскуты рацио Аня понимала, что дело необходимо довести до конца.
— Дротик с транквилизатором, — невозмутимо пояснил Егор. — Такими животных в зоопарках валят, может, слышала?.. Ну и для прочей скотины тоже подходит вполне.
Аня тупо уставилась на него, не вполне соображая, о чем идет речь. Зато Кинг-Конг всё понял сразу.
— У тебя шок, — сказал он, беря ее за опущенные плечи и разворачивая по направлению к выходу. — Подожди на улице пока, подыши кислородом. Я гляну на твоего Чугункина и приду.
Гена включил свет в спальне.
— Спиртное было, но открыть не успели… — отметил он, щелкая замками кейса. — Очень хорошо.

Аня вышла во двор и присела на лавочку. Сашок курил, прислонившись к дверце «Рейндж Ровера» — в быстро наступающих сумерках огонек его сигареты казался заблудившимся светляком, невесть как оказавшимся в северных широтах. Второй водитель не показывался из автомобиля, но несколько раз оттуда донесся приглушенный смех. Аня оглянулась, чтобы получше рассмотреть машину. Вытянутые погашенные фары глядели раскосо и словно бы ухмылялись ей. Зеркала заднего вида напоминали формой плоские черепашьи головы и крепились на гнутых, как у фламинго, шеях, к передним дверцам «Ламборджини». Автомобиль был обтекаемым как капля, его хотелось трогать и прижиматься щекой к темно-синему капоту. А может быть, и умереть на нем…
«О чем я думаю?» — вяло одернула себя Аня, отворачиваясь. Но она знала, о чем. О том, что Вырица никогда еще не видела такой машины, и никогда больше не увидит. А если увидит, то это будет означать смерть для кого-то из ее жителей. С этим что-то было связано, какой-то вопрос, но он почему-то упорно отказывался формулироваться в голове, и через какое-то время Аня переключилась на другие мысли. Попыталась подумать о работе; о том, что надо успеть к началу смены; о неизвестной крысе, портящей чужие вещи. Вспомнила, что Лида, кажется, передумала пропускать смену, а она забыла известить об этом остальных… Но мысль была слишком слабой и отделенной, чтобы как-то на нее реагировать.
Сидеть на ветру было холодно и неуютно. Аня застегнула куртку под горло. Потом встала и подошла к Сашку.
— Д-дай сигарету…
Сашок покосился неодобрительно, но ничего сказал и полез за пачкой.
— Не надо ей сигареты, — отрубил материализовавшийся из темноты Кинг-Конг. — Я тебя, Аннушка, лучше чем-то другим угощу. — Он взглянул на часы. — Тебе в Питер не нужно сейчас?
— Н-нужно, — призналась Аня.
— Ночевать тоже будешь в городе? Вот и отлично, а то тут возни еще часа на четыре. Собирайся, поедем. И еще это… запасные ключи Геннадию дай.
Проводив девушку взглядом, Егор подошел к «Ламбрджини» и опустил голову к водительскому окну.
— Хорош лясы точить. У нас свежий Чугункин, так что беритесь за инструмент, а то счас дождь пойдет, всё тут в грязь размочит. Вадик, ты давай тащи клеенку. Леша пока место в посадке поищет, тут два шага. Я поехал. Гену закинете домой, а сами ко мне. И без эксцессов чтобы всё…

Джип обтекала вода. Жирные капли скользили, запинаясь, по туманным стеклам, сливались в ручейки и прорывались вниз микро-водопадами, трассирующими очередями рикошетили от капота, гвоздили землю и густо штриховали окружающую автомобиль мокрую темноту.
— Ноздри как будто гипс забил, — заметила Аня, отворачиваясь от окна. — Такой холодный, костенеющий гипс…
— Интересная ассоциация, — Егор аккуратно вытирал кредитную карту о свою светлую брючину. — У тебя что, скульпторы в роду были?
— Дедушка. Он и меня лепить учил, только я, дура, ни черта не научилась. Он хороший был. Когда мальчишки дразнились на мое заикание — защищал меня. А потом его машина сбила.
Аня вдруг обнаружила, что заикание прошло, и ей стало неописуемо спокойно. Она залюбовалась танцем дождевых капель, которые показались вдруг живыми существами, бегущими наперегонки.
— А что отец? — разломил паузу Кинг-Конг, задумчиво подергав себя за нос. Его гнусавость от кокаина усилилась вдвое, но Аня уже перестала обращать внимание на такие мелочи.
— Спился. Его, наверное, можно было бы спасти вот такой почкой, но об этом никто даже не думал — слишком дорого…
— Гм, не так уж и дорого. Вот почка стоит три тысячи. Печень — пять. Сердце — семь. На черном рынке, естественно. Но при этом спрос — огромный. Оборот наркотиков по сравнению — ерунда, вчерашний день. Нация дохлая, люди мрут быстрей, чем рождаются. Без гастарбайтеров в той же Москве уже пусто было бы! Они, по сути, не только дома строят, но и численность населения держат. Так что первая трудность тут, я считаю, не в деньгах — деньги-то как раз у многих есть — а в том, чтобы найти чистого донора. Без болячек, без привычек, да чтоб временем не изжеван… Народ же ест дерьмо, пьет дерьмо и курит дерьмо. Или по вене гонит. Твой Чугункин, небось, тоже каждый вечер по пиву отрывался…
— Почему Чугункин? Он же Бородкин.
— А-а, все они Чугункины, — отмахнулся Егор. — Перечитай «Собачье сердце» Михаила Афанасьевича — сама поймешь…
— А вам их не жалко?
— Это бизнес, Аннушка. Ничего не поделаешь. Я вот крыс до смерти люблю, уж на что невинные существа, умные… А их врачи иглами ковыряют, режут живьем, чтоб процессы свои понаблюдать… Да мало ли примеров. Всех жалко, Аннушка. Но на всех справедливости не хватит, даже и не пытайся. Добро, оно, как и зло, никогда по воле случая куда надо не попадает. Небо ничего не делает, делает всегда человек.
— Знаете, мне вот почему-то вспомнилась такая детская задачка: убил бы ты Гитлера, если бы мог?..
— Дурацкий это вопрос, Аннушка. Надо по-другому формулировать: кого бы ты спас, если бы мог… Ответов куча, а выбрать все равно невозможно. — Он достал из кармана пиджака полиэтиленовый пакетик с белым порошком. — Ну что, повторим лечение? А то что-то ты загрустила…
«Даже сейчас в костюме», — подумала Аня, приставляя к ноздре серебряную трубочку. «Я бы так никогда не смогла».
— А у нас девочки на студии тоже нюхают, — сообщила она в тон своему собеседнику — гнусаво, сгребя пухнущий нос в кулак. — Только не кокаин, конечно, а спиды, они сон отгоняют. Мне один раз в чай тайком насыпали — я потом сутки не спала…
— Ну и дуры твои девочки. Амфетамин сам по себе дрянь, а в него еще тальк бодяжат. Или побелку настенную. Да, вот всё спросить хотел — как ты меня нашла-то?.. Я же не давал визитку.
— Да легко. Вы меня когда по дому водили, я заметила, что у здания четыре крыла. И еще самолеты недалеко взлетали, слышно было. А еще мы заправлялись. Потом уже на работе докумекала что к чему — полезла в Гугл, посмотрела карту города, снятую со спутника. А в пригороде дом крестообразный всего один, да аэродром, опять же, рядом… И заправка… А дальше совсем просто было: вычислила адрес, пробила по телефонной базе, и всё.
— Догадливая, — восхитился Кинг-Конг. — Этак любой найдет теперь. Что же делать? Дом я перестраивать не буду, и так три года на него убил… Как думаешь, может, мне аэродром снести? Один гул от него… Или на машине перестать ездить?
Аня не сразу поняла, что ее спутник шутит. Потом засмеялась вместе с ним и вдруг поняла, какой вопрос мучил ее там, на лавочке.
— Егор… А как вы не боитесь на такой машине красивой ездить?
— На джипе, что ли? — не вник Егор. — Так они сейчас у каждого пятого.
— Нет, я про «Ламборджини».
— А, это… И чего мне бояться?
— Ну, она внимание привлекает… Ее потрогать хочется…
— Ерунда. Это стереотип, что ездить надо на неприметных тачках. Наоборот — чем заметней машина, тем меньше с ней кто-то захочет связываться. Я вообще-то «Майбах» хотел, но их, понимаешь, кому попало не продают. Тем более мне — лысой обезьяне без высшего образования. Зато «Ламборджини» полезней. И встречается еще реже.
— Чем она полезней?
— А это полицейский кар. Списанный, конечно. Там всё что хочешь есть: холодильник для органов, дефибриллятор, компьютеры разные, навигационная система, распознаватель номерных знаков… Да до хрена всего. В «скорой помощи» такого нет, между прочим. И вряд ли будет.
— Людей спасать на ней можно было бы… — ляпнула, не удержавшись, Аня.
— Дура ты, Аннушка. — Кинг-Конг похлопал ее по плечу. — А я что делаю?
Пока она думала над ответом, Егор взялся за телефон. До утонувшей в мягких сиденьях Ани доносились обрывки фраз:
— Член? На хрена мне его член? Очень, говоришь?.. Ну?.. Куда заспиртовать, Гена, ты дурак, что ли? Ну и что? Можешь себе пришить, если своего мало.
Он оторвался от трубки и сказал Ане:
— Представляешь, Гена учудил. Хер у твоего Чугункина отрезал, говорит — уникальный экземпляр. А теперь не знает, что с ним дальше делать… — Егор вдруг зажал мембрану ладонью и покачал головой. — Ну ничему жизнь человека не учит...
Заторможенное пережитым шоком сознание вдруг распахнулось, словно оконная рама по весне, и Аня ясно вспомнила, как Бородкин лапал ее, мажа слюной грудь, как рвал ей волосы и принуждал взять эту гадость в рот, как бессильно разрывался от лая запертый в комнате Спайк… Бедный Спайк, как он там сейчас?..
Не дождавшись от нее реакции, Кинг-Конг снова поднес трубу к уху.
— Короче, Геннадий. Ты уже доигрался один раз до того, что теперь на меня, урода лысого, вынужден пахать по гроб жизни. А если не прекратишь свою самодеятельность — скоро на самого черта вкалывать будешь. Всё понял? Не слышу… Ну и молодец. Теперь быстро взял свой трофей, отнес его в туалет и…
Аня тронула его за локоть.
— Счас, подожди, — Егор удивленно обернулся. — Чего тебе?
— Не надо в туалет, — попросила девушка. — У меня в комнате закрыт Спайк… Ну, доберман, я рассказывала… — Она выдержала долгий взгляд Кинг-Конга, который почему-то больше не пугал ее, и заставила себя закончить. — Понимаете, он не кусается… Но он очень хочет есть…

Через двадцать минут они въехали в город. Пока Сашок выскакивал в ларек за сигаретами, Кинг-Конг немного рассказал о его криминальном прошлом. Потом о хирурге Геннадии и прочих членах «команды», о которых ей знать было совсем неинтересно. Все они оказались его должниками.
— Вы… слишком откровенны, — простодушно заметила Аня, краем уха слушая ругань завязшего у окошка Сашка, которому отказывались находить сдачу с тысячерублевой купюры.
— Так ты ведь теперь тоже с нами, Аннушка… — Весело улыбнулся Кинг-Конг. — По крайней мере, на какое-то время. А коль так, имеешь право на информацию. Ловишь мысль?
Она закусила губу, но не решилась спросить, что будет в конце этого «какого-то времени». Да и так ли уж она хочет это знать — хоть с правом на информацию, хоть без него — тот еще вопрос…
— Разве… мы не в рассчете? — спросила Аня напряженно. Она надеялась, что долг уплачен сполна, и даже осталось кое-что сверху, на что можно будет жить хоть какое-то время.
Егор зевнул:
— Ну гляди. Бампер и решетка долой. Еще фары и лобовое, они тоже хороших денег стоят. А как ты думала, мне самому все на шарика досталось? Эх, Аннушка, наивная душа… Да не плачь ты, выпутаешься… — Он погладил Аню по голове с какой-то почти отеческой нежностью и сказал вернувшемуся водителю. — Санек, трогай уже, сколько можно там толочься…
Санек тронул.

Она опоздала на смену на восемь минут, успев уложиться в десятиминутный зазор, отделяющий от неизбежного штрафа. Обитая истлевшим дерматином дверь студии распахнулась прямо на Аню, вываливая на лестничную клетку трясущуюся от злости Лиду. Увядшее лицо модели было покрыто красными пятнами, глаза выпучились и метали молнии. Едва не сбив девушку, она повернулась и крикнула так, что зазвенели стекла в оконных рамах выше и ниже по пролету:
— Чтоб ваш гадюшник под землю провалился! Сучий Руслан еще умолять меня будет, чтоб вернулась, только хрен чего получит! А если и вернусь — то только если он вас обратно по аулам раскатает, гастарбайтеры херовы! Понаехали…
Она загрохотала вниз по лестнице, не удостоив Аню даже мимолетным взглядом.
На кухне давились смехом над чайными чашками Маша и Татьяна.
— Нет, ты слышала? — прыскала Татьяна. — Она меня в аул закатает. Хорошо, хоть не в асфальт.
— Новая хохма, — поделилась Маша с Аней. — У нашей примы-балерины, ты представляешь, огромное влияние на Руслана! Она говорит: он со мной переспал, теперь я им верчу как хочу… Вот умора!..
— Он… её?.. — не поверила Аня. — Фу-у!..
— Да! — поддержала Татьяна. — Наш Русланчик — извращенец, да еще и неразборчивый по пьяни. Так что кто кем вертит — это вопрос еще. Прикинь, что с ним будет, если мы это кому-то скажем?
Они снова принялись смеяться.
— А что случилось вообще? — не поняла Аня, но тоже подхватила общее ликование. Смех как будто очищал ее, помогал отвлечься от всего плохого, грязного, страшного, что накопилось внутри. — Вы извините меня… Она несколько раз звонила: то приду, то не приду, я в итоге и плюнула. А она таки явилась?
— Да, приперлась, причем раньше всех. Мы пришли — а эта крыса в комнате в наших вещах роется. Сразу стало понятно, кто у меня две штуки в том месяце стырил… И увидела нас — сразу орать: «Какого хрена вы тут делаете, эта ссыкуха что, не позвонила?»
— Вот так и делай людям добро… — смутилась Аня.
— Ха, добро! Да она срать на тебя хотела! В общем, отпинали мы эту сволочь — и за трусы Танькины, и за твой тампон, и за всё прочее... Кстати, ты работать, что ли, собралась?
Аня растерялась. Она все-таки не рассчитывала, что Аня и Татьяна придут сюда сегодня.
— А, ладно, делай как хочешь, — махнула рукой Маша. — Мы тебя не заложим. Эта тварь заложила бы, а мы нет. Ну ничего, даст бог, больше не явится. Она еще с зимы все грозится уйти — вот мы ей и помогли…
— Да куда ее возьмут, — усомнилась повеселевшая Аня, наливая себе чай из большого облупленного электрочайника «Бинатон».
— О, ее везде возьмут. Счас как раз мода на уродов.
— Я, говорит, больше вас в любом месте заработаю… Уха-ха…
— Да этой обезьяной только в цирке детей пугать.
— Да-а! Помните, она рассказывала неделю назад, что боится какую-то Обезьяну из интернета? Так теперь всё понятно — это она по ошибке в зеркало вместо монитора поcмотрела!
На этот раз Аня хохотала так, что заболел живот. Маша скорчилась над столом и хрюкала носом, расплескивая чай из чашки.
— А вы знаете, девочки… — подхватила тему Татьяна. — Я слышала об одном извращенце, так вот, его возбуждали животные… Он приходил в зоопарк, становился возле клеток и начинал…
Аня прикрыла дверь кухни и пошла в комнату. Здесь всё было перевернуто вверх дном. На полу лежали разбросанные лифчики, стринги, юбки и резиновые члены. Чашка Лиды с надписью «Самая обаятельная и привлекательная» превратилась в осколки, усеявшие стену возле стеллажа с эротическим инвентарем. Она расчистила место на диване и включила компьютер. Без интереса пролистала ленту новостей: «Сгорел самый большой деревянный храм Европы», «На территории Белоруссии разбился самолет с российскими туристами», «Великий актер дал согласие на пересадку», «Концерта Майкла Джексона в Москве не будет»… Пока руки нажимали клавиши, в уме всплыл остаток разговора с Егором.
Он высадил ее из джипа возле самого подъезда и подмигнул.
— Удачи, Аннушка. А я в «Макдональдс» проедусь, пожалуй...
— Вы совсем не дадите мне денег? — спросила Аня тихо. — Мне даже «энергетик» купить не на что, а без него я усну прямо перед камерой.
Кинг-Конг вздохнул:
— Деньги… Мы уже это обсуждали. Да и не ношу я денег с собой никогда — карточки таскаю. Я полагаю, Аннушка, на напиток ты сама в состоянии заработать. Вот и работай. Только я бы тебе не советовал эту гадость пить.
— Вы всё говорите: гадость, отрава, дрянь, вредно… — грустно заметила Аня. — А сами курите трубку, нюхаете кокаин… Или вот еще «Макдональдс»… Я не понимаю — зачем? Это же и есть самая настоящая отрава!
Егор посопел и застенчиво ответил:
— А мне хочется…
Чем запутал ее окончательно, совершенно и бесповоротно. Через минуту его джип исчез под аркой, выходящей на проспект.
Аня вошла в чат и откинулась на жесткую диванную спинку. На нее было удобно закидывать ногу, изображая мастурбацию, но больше ни на что этот плюшевый рудимент не годился.
Голова касалась стены, обитой яркой тканью, и сквозь тонкую стенку она могла слышать обрывки кухонного разговора. Маша и Татьяна сетовали на то, что мемберов в этом году слишком мало для нормального заработка. А скоро их, по всей видимости, станет еще меньше.
«А ведь станет», — подумала Аня, отхлебывая горячий чай. Ни пить, ни есть перед камерой не разрешалось правилами, но ей почему-то было на это наплевать. Она уселась над клавиатурой и одарила видеокамеру широкой улыбкой — во фри-чат кто-то вошел. Аня посмотрела на имя посетителя и чуть не выпустила из рук чашку.
«Привет», — поздоровался Обезьяна.
Пальцы осторожно поставили чашку на столик. Сердце колотилось как язык спятившего колокольчика, руки забыли, где какая клавиша, и приветственное слово удалось набрать только с третьей попытки.
«Привет...»
«Знаешь, я за тобой давно наблюдаю!»
Ей совсем не понравилась последняя фраза. Но Аня через силу заставила себя продолжить диалог.
«Вау… Ну и как?»
«Я в восторге от России, от российских девушек, и от тебя! Ты мне очень нравишься. Ты самая красивая девушка на этом сайте!»
«Многие так не думают...»
«А я думаю! Между прочим, прямо завтра я лечу в Святой Петербург! А потом в Москву! У меня много планов! И я думаю отлично провести время! Как насчет личной встречи, красотка?..»
Аня долго смотрела в камеру, а камера смотрела на нее, и мало-помалу дрожь стала покидать онемевшие пальцы, уступая место отчужденному спокойствию. Сознание до краев заполнил скринсейвер с серебристыми рыбками — на этот раз пираньи ели яблоко, свисающее с ветки над водой. Рыбы выглядели мирно и совсем не пугали ее. И все же зубы у них были острые и опасные.
«Ну, так что ты мне скажешь?» — в ожидании ответа Обезьяна нарисовал подмигивающий смайлик.
«Ммм... Что ж, я думаю, нам стоит это обсудить в приватном чате… Ты ведь не против приватных чатов, надеюсь?» — Обворожительно улыбнувшись собеседнику, Аня прищурилась и провела языком по верхней губе. Глаза ее сверкнули, и палец отстучал вдогонку: — «БЭЭЭЭЭЙБИ».

К О Н Е Ц

Апрель – сентябрь, 2006 г.

Мда.
1. Ни одна опытная модель не будет разговаривать на фри по-русски.
2. Не поведётся на угрозы этого придурка, а со словами oh baby i would like to understand what u talking about but seems to me u dont speak english. sorry! выкинула бы его к чёртовой матери.
3. На студиях все модели, проработавшие хотя бы месяца 3 знают, что тампоны свои и вообще личные вещи нежелательно держать в доступном для других месте.
4. Отдать свой паспорт непонятно кому на джипе - верх тупости.

ЗЫ: Вобщем, рассказ про полную неудачницу на мой взгляд. Или дуру.

А про трусы, кстати, моя история.
Действительно, было такое - поносили и положили обратно.
Как я орааала. У меня единственной не было замка на ящике с вещами просто
Через 2 недели я ушла из этой студии.

[just_a_girl]

Это, часом, не ArtemB наваял? Слишком вкусненько описаны слизь на трусах, засохший тампон и месячные. Где-то я уже об этом читала.

2ую часть еще не читала...
НО RRR, я тя люблю
пацталом что называется
может, тебе тоже креатифф замутить?
будет бестселлером